НА СТРАННЫХ ВОЛНАХ - Страница 1

К оглавлению

1

Джиму и Вики Блэйлокам, самым
Радушным и преданным из друзей,
А также памяти Эрика Бэтсфорда и
Ноэля Пауэрса посвящается

ПРОЛОГ


Удел неприкаянных душ – затеряться
В неведомых людям могучих приливах,
Игрушкою быть тех ветров, что ярятся,
Но шевельнуть даже волос не в силах.
Вильям Эшблес


«…Живей! В разгаре брачный пир,
Жених – мой близкий друг. Все ждут давно, кипит вино,
И весел шумный круг».


Тот держит цепкою рукой
«И был, – он молвит, – бриг».
Сэмюэл Тейлор Кольридж

Даже легкий морской бриз, несущий вечернюю прохладу, не мог развеять влажной духоты, накопившейся в густых зарослях за долгий жаркий день, и стоило Бенджамену Харвуду углубиться в джунгли, следуя за проводником, как его лицо покрыли бисеринки пота. Харвуд рубанул мачете, стиснутым в левой – и единственной – руке, и тревожно вгляделся в ночные тени; за пределами освещенного факелом круга они теснились и нависали, и рассказы о каннибалах и гигантских удавах казались теперь до ужаса правдоподобными. Белому человеку трудно поверить в спасительную силу (даже если имеешь доказательства обратного) коллекции бычьих хвостов, мешочков со священной золой и амулетов, свисающих с пояса чернокожего. Как ни старайся думать о фетишах как о чудодейственных гардез, аррес, дрогу, а о спутнике – как о могущественном бокоре, в этом первобытном дождевом лесу такое помогало мало.

Чернокожий проводник ткнул факелом в сторону и оглянулся через плечо.

– Теперь налево, – сказал он, тщательно выговаривая английские слова, и скороговоркой прибавил на исковерканном французском, обычном на Гаити: – Смотри под ноги – тропу размыло.

– Тогда не торопись, чтобы я видел, куда ты ступаешь, – раздраженно отозвался Харвуд по-французски. «Интересно, – подумал он, – насколько прекрасное произношение, приобретенное в школе, пострадало за месяц общения с людьми, говорящими на этой странной тарабарщине?»

Вскоре подъем стал круче, и Харвуду пришлось убрать мачете, чтобы рукой хвататься за ветви и подтягиваться вверх. Сердце его бешено колотилось; казалось, оно вот-вот лопнет от натуги, несмотря на дрогу, подаренный чернокожим шаманом. Но вскоре они выбрались наконец из зарослей, и сразу же легкий вечерний бриз с моря овеял лицо приятной прохладой. Тяжело дыша, Харвуд остановился и окликнул своего чернокожего проводника. Ему хотелось хоть немного отдышаться и дать высохнуть взмокшим светлым волосам и рубашке.

Ветерок шуршал листьями пальм, и между редко растущими здесь деревьями виднелась поблескивающая рябь пролива, называемого здесь Языком Океана. Они пересекли его сегодня днем, приплыв с острова Нью-Провиденс. Харвуд вспомнил, что еще тогда заметил холм, на котором они теперь находились, и заинтересовался им, хоть необходимость управлять парусом под ругань недовольного колдуна оставляла мало времени для размышлений.

На картах это место было обозначено как остров Андрос, но все окрестные жители, с которыми последнее время Харвуду доводилось общаться больше всего, звали его Isle de Loas Bossals, что, как он понял, значило: остров Диких (а точнее, Злых) Духов (или, как толковалось в некоторых случаях, Богов). Про себя же называл его «Берег Персефоны», где, как он надеялся, ему наконец-то удастся приоткрыть завесу над тайнами Годеса.

Позади послышалось бульканье, и, обернувшись, он успел заметить, как проводник затыкает пробкой одну из бутылок. В свежем чистом воздухе разлился аромат рома.

– Проклятие! – разозлился Харвуд. – Ведь мы приготовили ром для призраков. Бокор пожал плечами.

– Взяли чересчур много, – пояснил он. – Чересчур много, слишком многие придут.

Его однорукий спутник не ответил и в который уже раз пожалел, что знает недостаточно, чтобы проделать весь ритуал самому.

– Совсем немного идти осталось, – сказал колдун, укладывая бутылку в кожаный мешок на плече.

Они снова двинулись по влажной тропинке, но в окружающем мире теперь что-то изменилось: Харвуд явственно ощущал чье-то пристальное внимание к себе и своему спутнику. Его спутник это тоже почувствовал. Он повернулся к Харвуду и ухмыльнулся, обнажив не только белые зубы, но и белесые десны.

– Они чуют ром, – объявил он.

– Ты уверен, что это не просто те бедолаги-индейцы?

– Они спят, – бросил проводник, не оборачиваясь. – Это духи следят за нами.

И хотя он знал, что пока еще нельзя заметить ничего странного, однорукий нервно огляделся. И впервые ему пришло в голову, что все окружающее не столь уж необычно – такие же тропические заросли, морской бриз, ночное небо над головой можно встретить и в Средиземном море; и этот карибский островок, возможно, весьма походит на тот остров, где тысячелетия назад Одиссей прибег к почти такому же ритуалу, как тот, что они сами собирались осуществить этой ночью.


***

Лишь только когда они наконец достигли прогалины на вершине холма, Харвуд осознал, с каким затаенным испугом он ожидает предстоявшего события. В окружающем не было ничего зловещего: расчищенная полоска утоптанной земли с хижиной на краю, посреди площадки – небольшой навес на четырех столбах над деревянным ящиком. Но Харвуд знал, что в хижине спят два накачанных наркотиками индейца-аравака, а с другой стороны прогалины приготовлена выстеленная брезентом канавка длиной в шесть футов. Чернокожий прошел к ящику под навесом – алтарю ли, трону ли, кто знает, – и, сняв несколько статуэток с пояса, бережно расставил их на крышке, поклонился, попятился прочь, а затем обернулся к Харвуду.

1